В один момент я почти сдалась. В тот самый день, когда Рома встречал меня из Лондона.

5 утра, полупустой Шереметьево, сонные таможенники, осатанелая после перелёта я. Выхожу и почти падаю ему на руки. А потом мы едем по уже солнечной, но ещё пустой Москве. Он ведёт меня в круглосуточное кафе в районе Комсомольской и кормит завтраком. Ем сырники, пью кофе и кошусь на него.

«Заботливый. Симпатичный. Не глупый. Не раздражает. Несмотря на все протесты, не поленился в 5 утра встретить. И мне не 20 лет, чтобы гореть от всех этих эмоций».

Он внимательно смотрит на меня своими удивительно голубыми глазами, сжимает мою руку. Я почти решаюсь.

-Заберешь меня вечером из оперы?

Кивает. Везет домой.

Думаю, что после бессонной ночи сразу усну, но в итоге целый час лежу и смотрю в потолок.  Жалею себя. За два с половиной года я так и не смогла выйти из того анабиоза, в который сама же себя загнала. Вот хожу же, ем, работаю, общаюсь с друзьями, хожу на свидания с мужчинами, а внутри тишина и все пусто. Если бы мои последние серьезные отношения не закончились довольно мирно, я бы подумала, что это просто бывший молодой человек меня проклял напоследок.

Решаю, что моя скорлупа уже совсем затвердела и что чувства – не самое главное в отношениях, а горение от эмоций это уже удел молодых да неопытных. Я же буду работать с тем, что есть.

 

Засыпаю.

 

Все равно меня хватило на неделю этих псевдо отношений. В итоге я тихо и мирно ушла с пониманием, что к черту вот это вот все, и я просто буду одна, но без занятий мазохизмом и мучением человека рядом.

 

И снова привычный уклад и мое уютное одиночество.  

 

Через несколько дней после моего побега мама с заговорщицким лицом затащила меня в свой кабинет:

-Дружок, тут парень хочет познакомиться. Физик. Диссертацию пишет.

Я посмотрела на нее больными глазами:

- Хватит с меня ученых с недописанной диссертацией. Прикрывай свой конвейер.

- По рассказам он очень хороший и порядочный. Вроде из рода Оболенских.

-Да хоть Рюриковичей. Нет.          

 

Спустя некоторое время она вернулась к этому разговору, радостно сообщив, что диссертацию физик уже написал, осталась только защита.

 

-Ты познакомься. Если что, будете просто дружить.

 

В один летний день мы с ним встретились.

 

Он сидел с важным лицом и рассказывал о своих достижениях и опыте преподавания в каком-то немецком университете. Я сидела с натертыми до крови ногами, мучительно улыбалась, злилась и мечтала попасть домой.

 

«Напыщенный. Самодовольный. Где там его оркестр? Как чашку – то держит. Сразу видно, что Оболенские приложили свои руки. Слишком уж умный. Не удивлюсь, если у него уже и докторская там где-нибудь под подушкой спрятана».

 

Через три недели я начну врезаться в столбы, забывать вещи, терять документы и ронять бокалы, а потом с извиняющимся видом вытирать вино со стола и с друзей. Через три недели я буду по новому дышать, переносить встречи, вскакивать без будильника, говорить не умолкая и  остро замечать все детали вокруг. Через три недели я пойму, как была права, что не разменивала себя по мелочам.  

 

Оболенскому понадобилось три недели.